ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Ну, все! Еду на родной Кунашир!
Ранним утром, чтобы успеть к посадке на теплоход, сын везет меня в Корсаков, в порт, где у причала курильчан и туристов, вроде меня, ожидает новенький еще, вставший всего полгода назад на линию Сахалин-Курилы паром «Адмирал Невельской» – одно из двух судов, построенных для этой цели по заказу сахалинских властей на петербургских верфях.
Так совпало, тем же сентябрьским утром в корсаковском порту причалил точно такой же теплоход-близнец «Павел Леонов», пришедший к Сахалину уже не кружным путем через три южных океана, а коротким – по краю Северного Ледовитого, воспользовавшись летним теплом.
Оба 75-метровых судна ледового класса, с большими трюмами и 30-тонными кранами, способные принять на борт до шести автомобилей, двух десятков грузовых контейнеров и 146 пассажиров, должны решить, в конце концов, извечную проблему транспортной доступности Курильских островов, входящих в состав Сахалинской области.
В последние годы к берегам Итурупа, Шикотана и Кунашира подходил только пассажирский «Игорь Фархутдинов», осаждаемый толпами островитян, едущими по делам или в отпуск на материк и областной центр. Да мало ли куда еще нужно современному человеку, не сидящему на месте?
Раньше, в 80-х, к примеру, годах прошлого века уехать или вернуться на Кунашир было очень непросто. Даже при наличии на нем старого аэродрома из металлических ажурных сборных полос. Из них военные в полевых условиях когда-то делали временные взлетно-посадочные полосы. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. И этот древний, хлипкий железный «пазл» пролежал на острове долгие годы. И садились, и взлетали с него самолеты с внимательной оглядкой на погоду. Особенно весной, когда все раскисало после морозов и снега. Бывало, при посадке тогда из-под шасси самолета даже веером вылетали тучи жидкой грязи. Сам видел несколько раз, с замиранием сердца сидя в салоне приземляющегося АН-24.
Потому с учетом старой приводной системы, хронических туманов и низкой облачности работали воздушные ворота Кунашира, расположенные на довольно высоком отроге вулкана Менделеева, с большими перебоями.
А если к этому прибавить огромные ледяные поля в зимних проливах, надолго прерывающие морскую пассажирскую навигацию, то иногда путникам неделями приходилось «загорать» в аэропортах в ожидании летной погоды.
Про соседний Шикотан, где аэродрома вообще никогда не было, я молчу. А ведь на нем в свое время жила чуть ли не половина населения Южно-Курильского района. Там, несмотря на малый размер острова, вовсю штамповали консервные банки шесть заводов самого большого советского рыбокомбината «Островной».
На нем в основном трудились молодые женщины, завербованные на путину по всему Союзу. Некоторые из них после летнего сезона оставались здесь работать и дальше, живя в многочисленных длинных, одноэтажных общагах. В результате Шикотан в народе стали называть «Островом невест», где даже захудалый мужичок был в большой цене.
Помню как-то в командировке пришел в такую общагу в гости к знакомому докеру. И мы стояли с ним, куря, у выхода в конце длиннющего, плохо освещенного коридора с множеством дверей и развешенных по его стенам железных тазиков и оцинкованных детских ванночек для нехитрой дамской гигиены.
По коридору, то и дело с металлическим звоном «спотыкаясь» о них головой, куда-то упорно перебирал ногами хмельной в дымину мореман с залетного, пришедшего на сайровую путину сейнера. В какой-то момент силы окончательно покинули морского бродягу, и он рухнул под гулкий аккомпанемент сбитого со стены корыта.
Почти сразу рядом с ним приоткрылась дверь, и оттуда выглянула миловидная женская, вся в бигуди головка, быстро зыркнувшая по сторонам.
Видимо, не заметив нас, стоящих в темноте, девушка в одной ночнушке быстро выскочила в коридор и, подхватив под мышки почти бездыханное мужское тело, затащила к себе «в норку». Дверь ловушки захлопнулась. Все, попался, бедолага. А может быть, счастливчик? Кто его знает…
Подобных забавных случаев из нелегкой островной жизни знаю множество. Но все они из далекого уже прошлого, когда на консервных заводах преобладал ручной труд. В основном, женский. И особенно в летнюю путину, когда гендерное неравенство достигало соотношения одного к десяти, а то и пятнадцати в «пользу» мужиков. Да кто ту статистику тогда отслеживал?
Сейчас же, говорят, все наоборот: найти путевую невесту хорошему парню стало проблемой. Местные молодые выпускницы разъезжаются на родительские деньги по всем российским ВУЗам, но по окончании учебы домой что-то не спешат. А на шикотанских заводах теперь рыбу почти не консервируют, а лишь с помощью умной техники разделывают и морозят. То есть дамским умелым ручкам, некогда выкладывающим в банках из рыбных кусочков красивые «розочки», идущие на экспорт, здесь сейчас делать нечего.
Хотя и на современных рыбоперерабатывающих заводах по-прежнему трудятся много завербованных на материке людей, подписавших полугодовые контракты. Правда, теперь среди приезжих все больше мужчин или супружеских пар.
С одной такой семьей молодых алтайских женатиков, едущих на Шикотан за островной романтикой и обещанными приличными деньгами, я делил каюту во время морского путешествия на Курилы.
На четвертой, верхней койке нашей небольшой каюты вместе с нами до Шикотана добирался еще один молодой бурят, пытавшийся было уговорить меня поменяться местами с его женой из соседней, чисто женской каюты. Однако, получив вежливый, но твердый отказ, ничуть не обиделся и начал доставать меня расспросами про Курилы вообще и про шикотанскую жизнь особенно.
Эх, парень, погоди немного, сам все увидишь. Да и что я могу вообще поведать о Шикотане, если в последний раз был там в журналистской командировке более четверти века назад, рассказывая читателям областной газеты, как приходил в себя почти обезлюдевший после разрушительного восьмибалльного землетрясения остров. Я сам сейчас о нем все узнаю из новостей да из переписки в соцсетях. Пойдем-ка лучше в судовое кафе, куда по корабельной трансляции дневальный созывает пассажиров на обед.
Н-н-н-да уж! Ну, и цены у вас, господа-невельчане. Борщ украинский по 300 рублей, а уха по-курильски по 350 руб. за 250 граммов. Ну, то есть, примерно, за граненый «сталинский» стакан. Про эскалоп и порцию жареного палтуса я вообще промолчу. Но если для кого-то это дорого, официантка может без проблем продать упаковку дошираковой лапши, бесплатно залив ее кипятком.
Впрочем, для меня, снабженного детьми едой в дорогу чуть ли не на неделю вперед, данный вопрос вообще не волновал. Разве что заходил в судовой безалкогольный бар выпить кружечку свежего кофе с прекрасной выпечкой от корабельного шеф-повара.
О том, что бар здесь строго безалкогольный, гласило смешное, продублированное для верности предупреждение на его двери.
Да, ребята, это вам не советские времена, когда судовые рестораны и бары на теплоходах давали выручку чуть ли не большую, чем от проданных билетов. Правда, белоснежные теплоходы югославской постройки 70-х годов прошлого века были, нужно признать, гораздо комфортабельнее и шикарнее, чем только что изготовленные специально для перевозки курильчан паромы «Невельской» и «Леонов». Понятно, что кунаширцы и шикотанцы – люди неприхотливые. И для них главное, чтобы ехать, а не ожидать у моря погоды. Но все равно как-то обидно, что обшивка на переборках пассажирских кают только что сошедшего со стапелей судна местами приклепана при помощи примитивных бытовых заклепок, что в любом хозмаге по двести рублей за сотню. И места в крохотном умывальнике столько, что, простите, на унитазе даже тесно. А чтоб хотя бы кое-как душ принять – и подавно. Я уже промолчу об отсутствии прогулочной палубы, какого-нибудь салона для просмотра фильмов или других нехитрых развлечений. Сидите на попах ровно в своих маленьких корабельных отсеках. И точка. Торжество совдеповского остаточного принципа в XXI веке.
Ну, да ладно, продолжим…
Не скрою, что, отправляясь в путь, слегка переживал про себя: а не исчез ли за двадцать три года в моем вестибулярном аппарате «мозоль», заработанный за годы службы в ВМФ и в последующих частых океанских странствиях? Ведь до этого, в детстве и юности, даже в старых автобусах испытывал приступы дурноты. И вообще не переносил ни малейшей качки до того, как попал в железные объятия военного флота. Там буквально за одну неделю полубеспамятства и вынужденной диеты, при помощи огромной и тяжеленной корабельной швабры-«блондинки», а также доходчивых «наставлений» главстаршины Ядвигина, я быстро вылечился от морского недуга на всю, казалось бы, оставшуюся жизнь.
А вдруг? Все-таки много лет прошло со времени моего последнего выхода в открытое море. Как бы ни оконфузиться бывшему матросу…
Зря переживал. Когда ближе к вечеру в середине Охотского моря посвежело, не то чтобы не почувствовал дурноты, наоборот – испытал некое наслаждение. Бесцельно бродя по опустевшим коридорам парома, я как будто становился моложе на два десятка лет каждый раз, когда швыряло от переборки к переборке. Такой вот чисто физиологический феномен, память тела, что ли.
Под утро подошли прямо к большому, добротному бетонному пирсу на острове Итуруп. А ведь раньше, помню, посадка и высадка пассажиров происходила прямо на рейде с плашкоута (это такая небольшая баржа), который буксиром-жучком подтаскивали к борту теплохода.
Вместо прежнего, начищенного до блеска пограннаряда из прапорщика и двух сержантов-срочников, на борт лениво поднялись два затрапезного вида полупожилых контрактника с потертыми кобурами. У тех, кто сходил на берег, они с ленивой неспешностью проверяли прописку или временные пропуска на въезд в погранзону. Я тоже, предъявив пропуск, сошел на пирс, чтобы заснять селфи и тем самым засвидетельствовать, что побывал на этом курильском острове.
Какая-то деваха в яркой докерской каске, надетой больше для делового кокетства, наорала на меня, начавшего снимать себя на фоне местных «достопримечательностей»: мол, не положено, строго запрещено снимать портовые объекты! А когда в ответ заметил, что это же самое спокойно делают и другие путники, только с борта теплохода, она не нашлась, что возразить и только прибавила децибелов, что вызвало саркастический смех скучающей корабельной публики.
Больше ничего интересного за время нашей шестичасовой стоянки у итурупского пирса, кроме прекрасных местных пейзажей, не наблюдалось. Разве что пара стройных, поджарых припортовых псов своей красивой игрой позабавили, да подъехавший пассажирский ПАЗик с большой табличкой «ЛЮДИ» на лобовом стекле рассмешил. Как будто он мог быть предназначен еще для кого-то другого: морских котиков, например, или касаток.
Отвалив ближе к вечеру от пирса, на самом исходе дня наш «Адмирал Невельской» уже в темноте втягивался в стратегически очень важный для нашего флота пролив Екатерины между Итурупом и Кунаширом, чтобы затем, повернув на восток, двинуться в сторону Шикотана. Выйдя на шлюпочную палубу, я от нечего делать включил из чистого любопытства приложение Яндекса-Навигатора. О, чудо! На экране омертвевшего без мобильной сети смартфона, спутниковая система четко нарисовала точные контуры берегов и позицию нашего теплохода. Я даже специально сделал так называемый скриншот, чтобы потом показать друзьям, как «рулит» наш отечественный автомобильный подсказчик.
Больше того, когда я вытащил и увеличил на экране изображение уже близкого Южно-Курильска, навигатор не только исправно показал мой бывший дом, но и обозначил номера его подъездов. Кто не верит – могу доказать и показать. Просто супер!
Пребывая по данному поводу в прекрасном расположении духа, спустился в каюту коротать время до близкого уже рассвета, до долгожданной встречи с одним из прекрасных островов моей молодости.
Шикотан встретил нас солнцем и довольно-таки свежим ветерком, который, впрочем, был совсем не заметен в закрытой со всех сторон сопками Малокурильской бухте, по берегам которой раскинулось главное одноименное поселение острова. Еще одно село, Крабозаводское, расположено в нескольких километрах отсюда, тоже на берегу длинной, закрытой от океанских жестоких штормов гавани.
По просьбе позвонившей с Кунашира свахи, отпросился у пограничников в магазин, где по сведениям родственницы еще должны продаваться знаменитые шикотанские консервы из сайры. Увы, в нем оказались лишь банки, изготовленные на барражирующих далеко к востоку от Курил приморских плавзаводах, ушедших в океанские просторы вслед за косяками этой капризной, стремительной и узкой как лезвие кавказского кинжала деликатесной рыбкой. Она, согласно таинственному природному двадцатилетнему циклу, то подходит к островам, то уходит, уступая место косякам сардины иваси, которую рыбаки раньше и за рыбу-то не считали. Так, не более чем сырье для подсобных заводских цехов, выпускающих рыбий жир и туковую муку.
Проходя по набережной улице вдоль бухты, не мог не остановиться у знакомого серебристого памятника труженикам моря, отлитого из собранного энтузиастами алюминия. Тогда, в начале семидесятых годов прошлого века, в дело шли куски электропроводов, старые, дырявые или погнутые поддоны для бланшировки консервов, другое негодное уже оборудование. Словом, все, что было сделано из этого легкого в плавке и обработке металла.
Автором памятника стал местный самодеятельный скульп-тор из отставных военных моряков. Не знаю, почему, но у отлитого почти в натуральную величину безымянного рыбака, как-то по-пьяному косо заваливающемуся набок и потому вцепившемуся в штурвал, на лице, по мнению многих островитян, явно присутствуют признаки генетического заболевания. Или попросту синдрома Дауна. Впрочем, судите сами по фото этого обелиска.
Тем не менее, это отнюдь не помешало ему стать любимым местом для «тусовок» многих мореманов, заходивших в эту бухту раньше на своих «рысаках» во время сайровых путин со всего Дальнего Востока. Они почему-то упорно считали металлического корефана на постаменте памятником всем погибшим в морях рыбакам, которых непременно полагалось помянуть при всяком удобном случае.
Эх, какие замечательные, яркие типажи среди них тогда встречались! Кряжистые, с просмоленными, натруженными руками, сиплоголосые от крепкого табака, морского ветра и кое-чего покрепче, неунывающие, семижильные в тяжелом, опасном своем труде. Настоящие морские волки, которые по пути в долгожданный отпуск на теплый материк прямо на пороге аэропорта сбрасывали (сам видел) старую робу, переодеваясь в новенькую форму с золочеными шевронами, лаковые туфли. И, водрузив на голову такую же новенькую фуражку-мицуху с шитым золотым «крабом», шли к самолету уже налегке, беззаботно помахивая единственным чемоданчиком-дипломатом.
Интересно, что в тот же день можно было наблюдать, как с другой стороны нашего причала команда рыболовецкой шхуны ремонтировала разложенный прямо на пирсе большой кошельковый невод. В сравнении с теми, просоленными насквозь «драконами» из прошлого, нынешние рыбаки были одеты в аккуратные комбинезончики со светоотражающими полосками, яркие пластиковые каски, добротные перчатки.
Все правильно, в полном соответствии с современными нормами техники безопасности. Но для меня в этой благостной картинке чего-то не хватало… Может быть, прежнего духа какого-то старого флотского авантюризма, какой-то диковатой дальневосточной романтики, очаровавшей всех, кто жил и работал раньше на самых дальних наших островах.
Между тем погода к отходу на Кунашир сильно скуксилась. Хорошо, что ветер был попутным, в корму, и мы под проливным дождем дошли до причала Южно-Курильского райцентра еще по-светлому. И вот уже стремительно мелькнул в сумерках тонкий линек выброски, при помощи которой палубная команда подает толстые петли канатов, надежно пришвартовывающих теплоход к берегу.
Ну, здравствуй, мой родной остров! Вот и сбылась моя заветная мечта!
Продолжение следует.
Автор Александр МИРОНЧУК.
Фото автора.
