БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
Писать о павших за Родину, за нашу мирную жизнь воинах очень трудно и одновременно легко. Даже видавшему виды журналисту лезть в душу их родным и близким с расспросами, бередя незажившие еще сердечные раны разными подробностями и воспоминаниями – то еще занятие. В то же время легко писать, каким замечательным человеком был погибший. Вовсе не потому, что у нас о мертвых принято или хорошее, или вообще ничего. А когда разные совсем люди рассказывают о герое, не сговариваясь и делясь о нем удивительно схожими мыслями и добрыми подробностями – такое дорогого стоит.
Это мы о Коробицыне Дмитрии Александровиче, о нашем славном земляке, добровольцем ушедшем на фронт и не вернувшимся с войны.
Его детство было счастливым и неизбалованным, как и у многих, родившихся 45 лет назад еще в СССР. Его семья тогда жила в одном из бараков тимашевского ПМК, где все было общим и не закрывалось на ключ. Наверное, оттуда в нем, как и во многих простых советских мальчишках, сызмальства вселился дух дружелюбия и взаимовыручки, когда прослыть жмотом среди пацанов было настоящим позором. Напротив, он среди них как раз был своим в доску, участвуя во всех играх, беготне и соревнованиях, после чего под собой ног не чуешь. В то же время Дима был мальчишкой начитанным, с юных лет интересовавшийся историей, библиотечными книгами о русских воинах, былинных героях. Возможно, это от врожденной семейной интеллигентности, от родительского воспитания, прививавшего ему любовь к литературе. Правда, по рассказам его мамы, Ольги Николаевны, в сыне все равно главенствовало крепкое мужское начало, дух преодоления и соперничества. Он, к примеру, очень хотел стать борцом. Но тогда в Тимашевске еще не было ни условий для этого спорта, ни достойных тренеров. И тогда кипящая в жилах юношеская энергия нашла выход в увлечении гандболом. Он-то как раз в те времена переживал самый настоящий бум в нашем городке.
Тимашевских гандболистов знали тогда не только в крае, но и далеко за его пределами. Его друг и товарищ по городской команде рассказал нам, как они, кубанские провинциалы, приехали однажды в молдавский Тирасполь и разгромили на поле даже именитых соперников со всего Союза. А еще этот его друг, уважаемый сейчас газпромовский начальник, рассказал о твердом характере Дмитрия Коробицына. Мол, в лидеры он не лез, но железную волю проявлял не раз. Если сказал – сделает обязательно, хоть камни с неба. При всем том доброжелателен, постоянно готов помочь в трудную минуту, не забывал добро. Когда их замечательный наставник, Заслуженный тренер Российской Федерации А.В. Копаненко, ставший своим воспитанникам вторым отцом, ушел из жизни, именно Дмитрий предложил организовать ежегодный ганд-больный турнир в его честь.
Другой товарищ Дмитрия, знавший его с юных лет, сказал, что все эти годы не видел его унылым и мрачным. Он так его и запомнил с последней их встречи перед отправкой на фронт: с прощальной улыбкой на лице.
Да, действительно характер у Коробицына был что кремень. Сказал – как отрезал. Слов «назад» или «нет» после принятого решения для него не существовало. И вообще он был настоящим русским крепким, несгибаемым мужиком: крепко любил жену и сына с дочерью, любил жизнь, любил собак, любил баню, любил дружеское застолье. Беззаветно любил Родину, её славную и героическую историю. И это, поверьте, не просто красивые, высокопарные слова, а настоящая суть, как показало его главное жизненное испытание. Но об этом чуть позже. А сейчас о Любви!
С ней наш герой встретился около тридцати лет назад на той же площадке в городском спорткомплексе, где его первая и единственная любовь по имени Людмила также гоняла с гандбольным мячом в руках. Она даже день этот почему-то навсегда запомнила. Наверное, как принято сейчас говорить, потому что пробежала между ними та искра. Ему тогда почти 15 лет, а ей – чуть меньше четырнадцати. До свадьбы с того памятного дня им оставалось пять с половиной лет. Вполне достаточный срок для проверки своих чувств, чтобы связать навсегда свои жизни перед Богом. А обвенчал православных молодых супругов в монастырском храме сам настоятель обители отец Георгий.
К своим детям, дочери Анастасии и родившемуся ровно через десятилетие после нее сыну Матвею, Дмитрий был бесконечно добр. Даже баловал их в чем-то. Его жена сейчас с улыбкой вспоминает его шутку: у нас в семье, как в американском боевике, два полицейских. Я, мол, за доброго сойду, а мама наша – за строгого.
А вообще он, Дмитрий, в сыне души не чаял, видя в Матвее свое продолжение: как внешнее, так и в мужском характере. Отец в секцию по вольной борьбе его, шестилетнего, даже привел, как бы осуществляя свою давнюю мечту о поединках на спортивном ковре. При любой возможности на соревнования с ним ездил в Дагестан, столицу и другие города. И добился-таки, что его Матвея теперь на разные борцовские сборы и соревнования высокого уровня приглашают. А тот, в ответ на отцовскую любовь и чисто мужскую между ними дружбу пообещал Дмитрию стать чемпионом. Может быть, потому сын был первым, кому Дмитрий сказал о своем решении идти добровольцем на военную спецоперацию.
Понятно, что родные были поражены и, как могли, уговаривали Дмитрия не идти на войну. В ход даже шли «запрещенные» приемы. Мол, зачем тогда команду гандболистов из медведовских мальчишек набирал и тренировал, если теперь решил ее оставить. И хотя Коробицын действительно в них души не чаял, отвечал на это в том смысле, что всем нам не до гандбола будет, когда враги вломятся на родную Кубань.
Поверить в реальность такого исхода его заставили поездки на Донбасс, куда дважды с сослуживцами отправлялся с гуманитарными грузами. Первый раз в декабре 2022 года, когда еще было неясно, как всё там сложится после украинского «контрнаступа» и объявления у нас частичной мобилизации. Тогда вообще наше общество одновременно пребывало в состоянии некой неопределенности, из-за чего трусоватые под разными предлогами сбежали за границу. А другие, наоборот, стремились хоть как-то, хоть чем-то помочь своим бойцам, сражающимся на фронте. В их числе был и Дмитрий Коробицын с коллегами, закупившими на свои деньги кофе, сладости, сигареты, фонарики и другие полезные мелочи для солдатского быта, не входящими в казенный перечень довольствия. О таких вещах хорошо знал один из спортивных работников, успевший уже несколько месяцев повоевать в самом начале СВО. Он рассказал нам, что после уютных кубанских станиц и городов, серые развалины израненного Мариуполя, как ему показалось, произвели на Дмитрия, сидящего за баранкой личной легковушки, гнетущее впечатление. Оно и понятно. Одно дело – картинка на новостном телеэкране. И совсем другое, когда ты сам видишь руины, копошащихся среди них испуганных, голодных людей. И ощущая ужасный смрад войны, от которого некуда деться. Видимо, там в его душе и шелохнулось что-то, заставившее потом уйти на фронт. Во всяком случае, во вторую свою гуманитарную поездку Дмитрий уже ехал, как сказал тот же коллега, уже напружиненный и внутренне готовый к опасным неожиданностям. И они не заставили себя ждать. В тот раз они и под обстрел попадали, и с пути сбивались, рискуя влететь за передний край. Словом, рисковали. Тем не менее, вернувшись домой, Коробицын почти сразу сказал родным о своем решении добровольно идти воевать.
Все знали, что отговаривать Дмитрия было бесполезным делом, хотя мать просила подумать его даже не о себе, не о ней и жене, а о детях. На что он ответил, что как раз о них в первую очередь и думает, даже в мыслях не допуская, что в их дом придут враги и будут измываться над его семьей.
В принципе, Коробицын Дмитрий по своей мужской сути просто не мог поступить иначе. О чем рассказывали все, с кем удалось поговорить о нем, готовя очерк. Они же, коллеги и друзья, просили его подумать, еще раз разумно и спокойно взвесить все, прежде чем уходить на войну. Ну, неужели без тебя там не обойдутся?
Не обойдутся. Хотя и прошла уже частичная мобилизация, но все равно, как лично на Донбассе убедился, лишним его автоматный ствол там не будет.
Ну, у тебя же семья, дети, немолодые уже родители, в конце концов. Кто о них в случае чего позаботится?
А он в ответ, что и других парней с передовой тоже где-то в России любимые и дети ждут не дождутся.
И вообще Дмитрий со свойственным ему оптимизмом вовсе не собирался гибнуть. Во всяком случае, как все считали, он своим видом как бы давал понять, что обязательно вернется.
Лишь раз, заскочив на побывке минувшей весной к себе на работу в медведовский спорткомплекс, которым руководил, чтобы обняться с сослуживцами, души в нем не чаявшие, он не смог скрыть своего предчувствия. Сначала, правда, обошел все свое хозяйство, радовался, что все, как при нем, в полном порядке.
А начальником Коробицын Дмитрий действительно был, по мнению коллег, замечательным. Как сказала мудрая Лидия Николаевна Житлова, он у нас четвертый руководитель, и всем директорам директор. Несколько лет назад, принимая дела, вникал во все мелочи, подмечал, исправляя, все закавыки: то инвентаризацию полную проведет, то бурение скважин через начальство пробьет, чтобы воду и средства экономить. Но самым душевным его занятием была команда юных гандболистов, в которую терпеливо набирал станичных пацанов, прививая любовь к этому главному спорту его жизни. У него, говорили товарищи, глаза горели, когда с ними возился. И мальчишки ему платили за это своей искренней, детской любовью.
Так вот, когда в последний раз прощались, вдоволь нафотографировавшись и наобнимавшись, коллеги спросили на счет его июльского сорокапятилетия. Мол, не забудь пригласить, Александрович, когда дембельнешься. Времени-то всего да ничего осталось. А он их в ответ огорошил, сказав, что подписал новый полугодовой воинский контракт. Дескать, «поляну накрою» обязательно, но уже в октябре.
После, провожая наедине Коробицына к калитке, Житлова спросила, что его на это подвигло. Он же тихо и просто ответил: «Не сочти за красивые слова, Николаевна, но любовь к Родине…». А когда она по-матерински строго потребовала твердо пообещать ей вернуться с войны, отвел глаза в сторону и, молча, ушел. В вечность…
Людские слова о доброй славе Коробицына Дмитрия Александровича здесь можно перечислять еще очень долго. К примеру, общее мнение товарищей по районному ситуационному центру, где он несколько лет проработал оперативным дежурным. Сослуживцы навсегда запомнят его как человека порядочного, дружелюбного, но с несгибаемой волей, если дело доходило до принципиальных вещей. В то же время, Дмитрий всегда умел находить общий язык с теми, кто рядом. Ведь дежурная смена – это как команда космонавтов на автономке, всякое бывает при острых ситуациях. Тем не менее, мужики говорят, что Коробицын всегда находил компромисс, разруливая неизбежные на такой службе конфликты, и, приходя на помощь. Например, с улыбкой вспоминали, как к ним на горячий телефон позвонил какой-то пьяненький мужичок и посетовал, что никак не доберется до дому. На дворе поздняя осень, слякоть мерзкая, а у него, как назло, сломался велосипед, с которого он навернулся на скользкую дорогу. Выручайте, мол, спасатели.
Будь на месте Дмитрия бездушный функционер, или послал бы подальше того мужичка, или, того хуже, вызвал на место полицию. Хотя вряд ли бы и патрулька туда приехала. Но если и приехала бы, тому бедолаге точно лучше не стало. Дмитрий же попросил товарищей подменить его недолго и поехал на свое машине. Нашел того мужичка, поговорил, успокоил, убедился, что тот самостоятельно поковылял в сторону недалекого в общем-то дома. Короче, поступил по-людски. За что его бывшие коллеги и уважали. Кстати, он, даже когда ушел на другую работу – в медведовский спорткомплекс, про них не забывал, заскакивая к оперативным дежурным при любой оказии, чтобы пожать руки и поделиться новостями. Поэтому страшная весть о гибели товарища, во что не хотят до сих пор верить, их просто оглушила.
Чтят его и среди наших казаков. Как рядовых, так и среди командиров. Даже несмотря на военное время, на суровый воинский настрой, царящий в патриотической среде, его тоже поначалу пробовали не то чтобы отговорить, но крепко подумать. Дескать, стоит ли вот так, сразу, при хорошей, в общем-то, должности, при налаженной жизни в семейном кругу все это оставить – и добровольно идти простым стрелком на передовую? Однако местная казачья старшина быстро поняла, что Коробицын все для себя уже решил. И стали готовить его для отправки на тренировочную базу казачьего БАРСа. Так, если кто еще не в курсе, расшифровывается боевой армейский резерв страны, с которым по замыслу Министерства обороны РФ запасники могут при желании подписать контракт на службу в мобрезерве.
Резерв-то он, конечно, резерв, но на деле в нем в тылу не засидишься. В общем, сборы были недолгими. И несмотря на попытки жены даже военник его припрятать, что вполне понятно и простительно для любящей женщины, Дмитрий вскоре одел форму. Его даже не остановила сложная операция по удалению острого аппендикса всего за пару месяцев до его отправки на службу. Казалось бы, вот они поводы. Никто даже в мыслях не попрекнул бы его, если б он сдал назад. Понятно, что человеку, кому вот-вот исполнится сорок пять, после хирургии самое время отлежаться, восстановиться, чтобы никаких дальнейших осложнений. Все так. Но это не про него, мужчину и воина Коробицына Дмитрия. А плачущей любимой сказал: или ты от меня самого узнаешь об уходе на фронт, или от других и по факту. Все! Мужик сказал – мужик сделал. После об этом старались лишний раз не говорить.
Дмитрий, по словам близких и друзей, вообще был немногословен. Нет, не хмурый сам себе на уме молчун. Напротив, оптимист и жизнелюб. Просто не любил воздух пустой болтовней сотрясать. Говорил в глаза прямо и бесхитростно то, что думает. Короче, настоящий мужчина.
На фронте, после обучения и боевого слаживания на тренировочной базе БАРСА, он тоже, как рассказывают, быстро обрел уважение среди соратников. За чужими спинами не отсиживался, ходил на рискованные боевые задания, всегда был готов выручить товарищей, попавших в беду. Бывало, что дней по десять с ним семья связаться не могла из-за вынужденного радиомолчания. Словом, всё по полной мере риска и надежды на лучшее. В этом Дмитрию, как считает мать, сильно помогала его вера в Бога. При любой возможности он стремился хоть на секунду заглянуть и поклониться образам в ближайшей церкви. Или встретиться и поговорить по душам с батюшкой, что приезжал к ним на позиции. Тот священник, кстати, даже на похороны Коробицына Дмитрия в Тимашевск приехал вместе с командиром. Так получилось, что в храме Вознесения Господня его отпевали сразу три священника: полковой, наш, тимашевский и еще один батюшка из бывших жителей Донбасса. Он вынужден был уехать с семьей на Кубань из разбомбленного Донбасса, и подружился с семейством Коробицыных.
Но это случилось потом. А за пару месяцев до своего последнего боевого задания Дмитрию посчастливилось ранней весной вырваться на недельку домой по служебным делам. Родные и близкие встретили его с распростертыми объятиями. Но заметили, что война сильно перепахала душу «Тараса» – такой у него солдатский позывной был. Нет, он не замкнулся в себе. Но вспоминая, даже случайно, своих погибших друзей, резко замолкал. Как будто колючий ком в горле судорожно силился проглотить. А, успокоившись и как бы извиняясь за минутную слабость, пытался по-киношному грустно шутить перед встревожившейся женой: «Здесь война, детка…».
Может быть, и поэтому он вызвался сразу, когда вернулся с побывки на передовую, вытащить тело погибшего земляка из-за «ленточки», чтобы семья смогла его достойно похоронить в родной тимашевской земле. Он в принципе не должен был участвовать в этой вылазке, очень рискованной из-за стерегущих убитого бойца и поджидающих его товарищей вражеских дронов. Дело в том, что буквально через несколько дней контракт Коробицына заканчивался. А таких командиры обычно за неделю-две до отъезда на родину на передовую не посылают. Тем более, если боец уже подписал новый контракт. Однако «Тарас» уломал взводного: мол, «за ленточкой» время до отпуска быстрей пролетает. Короче говоря, с превеликим трудом и смертельной опасностью, но вытащили они в тыл того геройски погибшего еще 4 марта бойца, Алексея Печёрского… (публикация в «Антиспруте» 8 августа 2024 г.). А буквально через несколько дней, 4 апреля, ровно в день завершения своего контракта погиб и Коробицын Дмитрий Александрович. Перед тем, как принять на себя удар вражеского дрона-камикадзе, он еще успел крикнуть об опасности едущим с ним в машине товарищам. Но сам уберечься не смог…
Хоронили его в закрытом гробу. Может быть, оттого его любимые до сих пор не считают Дмитрия погибшим. Им так легче: мол, ушел на задание, а связи нет. Ведь так и раньше бывало…
Народу в Тимашевске проводить его в последний путь собралось множество. И в Медведовской в спорткомплексе у памятного портрета безутешно плакали сослуживцы и родители дорогих его сердцу мальчишек-гандболистов.
Там всем запомнился станичный пацаненок, который вместо дорогого букета с траурной лентой принес своему тренеру срезанную где-то белоснежную ветвь цветущей апрельской вишни…
Будь спокоен, герой. Ты погиб не зря. За своих детей, за всех детей – за всех нас.
Автор Александр МИРОНЧУК.
Фото из семейного архива семьи Коробицыных.
