В жизни каждого, наверное, случаются приключения, запоминающиеся на всю оставшуюся жизнь. Мне повезло, их у меня было несколько: во флотской молодости – дальние походы через европейские моря и проливы, в том числе вокруг Англии с северными сияниями в высоких широтах. Позже три раза перегонял своим ходом легковушки через всю Россию от Владивостока до Кубани: рэкет, авария, счастливые встречи и невероятные совпадения.
Но самым интересным и даже в некоторой степени опасным, щекочущим нервы приключением считаю морское путешествие двадцатилетней давности, о котором расскажу ниже. Надеюсь, читатели «Антиспрута», знакомясь с ним во время досуга, не заснут от скуки.
Итак, давным-давно, попав как-то на корабль, разрушивший планы неожиданным изменением курса, я начал нервничать. Заметив мои почти ежеминутные пробежки в ходовую рубку за новостями, один из «морских волков» с ленцой вымолвил: «Чего ты дергаешься, салага? Здесь живем по морскому времени, а оно совсем не такое, как на берегу. Уходя в рейс, не загадывай наперед…».
В житейской мудрости бывалого моряка убедился еще раз, нанявшись на рейс в середине 90-х годов прошлого уже столетия матросом на один из транспортных рефрижераторов.
СТАРАЯ КАЛОША
Морской рефрижератор (назовем его «Тихоокеанцем») ничем, в принципе, не отличался от сотен таких же судов, работавших в 90-е годы на многочисленные дальневосточные акционерные общества и совместные предприятия. Они промышляли в основном экспортом морепродуктов и импортом ширпотреба. В прошлом полупромысловый корабль заграничной постройки весьма преклонного возраста был куплен за небольшую цену по бартеру у одной из южнокорейских фирм. Новыми владельцами, насколько мне известно, стали тогда бывшие комсомольские работники и номенклатурщики, а потом бизнесмены регионального уровня. Чтобы выжать максимальную прибыль, хозяева старой калоши ее (и заодно экипаж) нещадно эксплуатировали. Судно постоянно находилось в море, заскакивая в родной порт изредка всего на неделю-полторы.
Аллергия к берегу объяснялась еще и тем, что хозяева СП не без оснований опасались портового надзора и регистра. Те в любой момент могли запросто подписать «смертный приговор» ветхому судну, ходящему по морям на грани ресурсных возможностей. В этом убедился сам, крася и зачищая «Тихоокеанец» в один из штилевых дней рейса. Некоторые части надстройки держались на месте за счет толстенного слоя старой краски. Даже боцман, которого не зря экипаж меж собой называл драконом за приверженность к порядку, приказал не слишком нажимать скребком на «интимные места» корабельного устройства.
Обычно «Тихоокеанец» брал в свои морозильные трюмы окуня, треску, краба и доставлял это сырье партнерам в Японию или Южную Корею. Часто судно вскладчину арендовали рыбколхозы или частные рыбодобывающие фирмы, у которых нет своего транспортного флота. Вот и в тот раз мы везли под фрахтом в японскую Сиогаму ящики с отлично упакованными крабовыми лапами, вполне отвечающими высоким японским стандартам, А назад, в Россию, нужно было прихватить несколько десятков километров сетей для красной рыбы. Лососевая путина была не за горами, и судно спешило. Настроение команды, сплошь нацеленной на покупку автомобилей в самом «дешевом» в этом смысле порту, не испортил даже сильный шторм. От него корабль спрятался за небольшим курильским островом.
Берег Хонсю с океанской стороны причудливо изрезан волнами и ветрами. Масса островков, крохотные заливы и бухточки будто сошли с полотен древних японских художников. Правда, судоводителям эта красота учащает пульс и повышает давление при входе в порт. В сопровождении мощного буксира, с лоцманом, который бравировал командами на русском, мы осторожно втягивались в узкий коридор, проходя иногда всего метрах в тридцати от жилых домов у самой кромки скалистого берега.
Таможенный контроль в Японии на первый взгляд сводится к непродолжительной беседе капитана с агентом-посредником. Никаких «шмонов» в каютах, никаких тотальных проверок. Но это совсем не значит, что в соседней стране царят беспечность и благодушие. Где-нибудь в укромных уголках порта почти круглосуточно таможенные спецагенты ведут наблюдение из неприметных автомашин за каждым, кто решил сойти с корабля на берег. Там, уже на территории своего государства, таможня может учинить самый строгий досмотр подозрительного иностранца. При этом контролю подвергается не столько то, что вносится на борт, сколько то, что выносится. В команде вспоминали, как год назад случился большой скандал из-за механика, которого застукали с двумя небольшими баночками контрабандной лососевой икры. Досталось бы ему крепко от своих, если б сердитые японские чиновники выполнили угрозу запрета погрузки уже купленных иномарок.
Разгрузка и погрузка проходят быстро, почти без помощи рук. Как только настало обеденное время, откуда ни возьмись, появился крохотный грузовичок с паровым свистком из японского большого «самовара». Раскосые грузчики доставали принесенные с собой коробки с едой, заливали кипятком у кухонного грузовичка лапшу и располагались, кто где мог. Ровно через час они вновь приступали к работе, хотя до перерыва дел оставалось максимум минут на пятнадцать. А ведь, казалось бы, могли и повременить с обедом.
К вечеру на трейлерах подвезли легковушки, купленные командой. Хотя процедура их погрузки отработана не раз, волнений было через край. Каждый старался устроить свое металлическое чадо как можно лучше и надежнее. Наконец все устроилось, и мы гурьбой тронулись в сторону припортовых кабачков, чтобы «вспрыснуть» покупки. Впрочем, кpoмe автомобилей, никто на «Тихоокеанце» ничего другого почти не покупал. Следующий рейс намечался в Южную Корею, где цены на все товары ниже в два, а то и в пять раз. Об этом толковал мне радист, потягивая пиво из замороженного бокала. Кружку из толстого стекла бармен помещает в морозилку холодильника, а когда она остынет до минус 15-20, наливает в нее пиво комнатной температуры. Эффект поразительный, попробуйте как-нибудь.
Но вот о чем мы не подозревали в тот момент, так это что визит в Южную Корею не за горами и следующего рейса ждать не придется.
АВАРИЯ
Ничто не предвещало беды. Огибая проносившийся, судя по синоптической карте, циклон, мы шли в сторону дома, изрядно удалившись от берега.
Вечерело. Было тихо, небо подернуто дымкой. Вдруг по корпусу судна пробежала сначала незаметная, а затем усиливающаяся дрожь. Все, кто в тот момент по делу и без дела находились на мостике, беспокойно переглянулись. Неужели намотали на винт какой-нибудь канат? Не похоже. Встревоженному капитану из машины доложили, что температура двигателя в норме, но вибрация усиливается. В том месте, где гребной вал выходит наружу, в корпус потекла вода. Чтобы остановить течь, пришлось заглушить главный двигатель. Все. Приехали.
По предположению многих, у винта могли отвалиться части лопастей. Наше положение осложнялось тем, что до ближайшей суши было миль сто двадцать, а поблизости – ни души. Кое-как связались с береговой охраной Японии и объяснили, что не можем двигаться даже навстречу высылаемому для спасения буксиру. Диспетчер управления по безопасности мореплавания встревоженно сообщил, что к месту нашей аварии приближается очередной циклон. Даже далекий от морских дел человек, полагаю, понимает, чем грозят в открытом море многометровые волны обездвиженному судну. Да, дела…
Паники не было, но на лицах даже опытных моряков в тот момент легко просматривалась нешуточная тревога. Еще раз сверившись с картой прогноза, капитан приказал всем проверить и подогнать по размеру спасательные гидрокостюмы. По инструкции в нем среднестатистический моряк, держась на поверхности, может избежать переохлаждения в течение полутора суток. Помогая друг другу, мы, кряхтя, влезли в утробу неуклюжих оранжевых скафандров. Не знаю, как насчет плавучести и выживаемости, но по части оперативности могу сказать: быстро в такой комбинезон не влезешь.
На самый «пожарный» случай «Тихоокеанец» имел спутниковый спасательный маяк и два специальных радиолокационных буя, которые нужно брать с собой в спасательные плотики, чтобы спасатели обнаружили. Последних, кстати, на борту было с запасом. А вот шлюпок не было, не считая пластиковой легкой лодки, малопригодной в открытом море.
Пока вокруг все суетились, как-то незаметно из поля зрения выпал молоденький курсант мореходки, за которым с некоторого времени был установлен негласный всеобщий надзор. После неудачной покупки машины в Японии, он замкнулся в себе, мало спал и почти ничего не ел. Команда начала всерьез опасаться за его душевное здоровье.
Первым пропажу заметил вахтенный матрос. Подняли всех на ноги, от кормы до бака обшарили мыслимые и немыслимые закутки. Нет нигде! Вдруг кому-то показалось, что за бортом издали раздался крик. Включили прожектор, но он не помог в подернутой дымкой кромешной ночи. На воду был срочно сброшен плот. На нем двое добровольцев погребли во тьму. Минут через десять нервы у капитана не выдержали, он приказал дать малый ход и круто переложил руль влево. О, чудо! Луч прожектора через несколько минут вырвал из темноты мертвенно бледное лицо матроса, распластавшегося на воде. Он никак не отреагировал на брошенный спасательный круг, который течением пронесло мимо него, и совсем уж собрался тонуть, если бы ни трое моряков, прыгнувших на подмогу. С момента тревоги и до подъема почти бесчувственного тела на борт прошло полчаса.
Пока замерзшего безумного «прыгуна» держали под горячим душем, растирали докрасна и вливали в него горячий чай, мокрые участники спасения в кают-компании пили водку, в сотый раз пересказывали в подробностях случившееся. Выдвигались различные гипотезы сумасшествия, вплоть до версии о том, что береговая братва «зарядила» курсантика деньгами на джип. А тот потратил валюту на ерунду. Потом, якобы, опасаясь мести, решил наложить на себя руки. Стихийное общее собрание у камбуза единогласно постановило, что делать этого при любом раскладе парню не стоило. Тем более, что отец спасенного чудесным (без преувеличения) образом курсанта, как оказалось, не самый бедный человек.
За возбужденными разговорами, позабыв о другой реальной опасности и сне, скоротали остаток ночи. Ранним утром на полном ходу к «Тихоокеанцу» подскочил быстроходный японский корабль, выстрелил линеметом и, взяв нас на длинный буксир, потащил к берегу. Хотя запоздавший циклон наступал на пятки, настроение у всех было отменным. Часов через десять наш якорь ушел на дно тихой японской бухты с трудно запоминающимся названием. И тут природа выдала на полную катушку: пронзительный ветер смешался с проливным дождем и завывал, не переставая, почти двое суток кряду.
ЧЕРНАЯ ПОЛОСА
Говорят, что жизнь напоминает тельняшку: полоса белая, полоса черная. Даже рекламу такую когда-то придумали: «Вам все время по белой полосе». А у нас было все наоборот. Представитель японских властей, явившись на борт «Тихоокеанца», ни чем не порадовал. Во-первых, сообщил он, поблизости нет квалифицированных водолазов, чтобы грамотно осмотреть винт даже за предлагаемую валюту. Во-вторых, в небольшом порту нет ни одного слипа или дока для осушки такого корабля, как наш. В-третьих, он никак не мог решить проблему с госпитализацией нашего душевнобольного. Вот если бы ему оторвало руку или голову – тогда милости просим. А мозги – дело тонкое. Поэтому никто из врачей не может взять на себя ответственность.
Ну, тогда продайте хоть каких-нибудь лекарств, чтобы заглушить стресс у больного! Тоже нельзя. В Японии к транквилизаторам относятся так же строго как к наркотикам. Извините, извините, сто раз извините, но… Чиновник долго кланялся, с шумом втягивал воздух сквозь зубы, всем видом выказывая сожаление. С тем и отбыл на берег, напоследок, правда, пообещав прислать оптового продавца провианта. К тому времени у нас уже были на исходе некоторые продукты и курево.
Прождали еще три дня. За это время бравый трюмный электрик, обвязавшись линем, умудрился нырнуть под корму. Он убедился, что все дело действительно в отломленной лопасти винта. Капитан связался с конторой и выяснил, что ремонтироваться придется аж в корейском Пусане. У партнеров по совместному предприятию есть, оказывается, такая договоренность. Дело за малым – найти буксир. И тут на наше счастье в порт заскочил русский корабль с рыбной мукой. Пообещав быстро разгрузиться и «отовариться» автомобилями, его команда дала слово оттащить «Тихоокеанец» к берегам Южной Кореи. Мы с нетерпением стали ждать отхода, но… нам все время по черной полосе. Накануне отхода стармех с попутного судна уселся за руль только что купленного «микробусика» и съехал с пирса в море. Машина камнем пошла на дно вместе с неумелым водителем. Теперь о буксировке не могло быть и речи. Судно с телом погибшего спешно ушло в Приморье.
Я боюсь утомить читателей перечислением всех несчастий, свалившихся на нашу голову, но положение действительно было аховым. Мы застряли вдали от родных берегов без провианта, с малым запасом воды и душевнобольным на борту, который перестал реагировать на окружающих и есть. Парень таял на глазах. Неизвестно, чем бы все закончилось, не вмешайся российское генконсульство. Спустя, считай, неделю больного в сопровождении одного из наших моряков эвакуировали самолетом во Владивосток. Там бедолагу поместили в клинику.
Пошла уже вторая неделя, как мы изнывали от вынужденного безделья. Наконец по радио сообщили, что на выручку через сутки подойдет специально заказанный хозяевами СП буксир. Минул день, другой, но радист никак не мог вызвать на заданной частоте спасателей. Позже мы узнали, что, получив заказ на буксировку, профессионалы, как у них принято, сразу переключились на «валютный ход». Счетчик был включен на заработок, поэтому судно, предназначенное для помощи попавшим в беду, двигалось чуть ли не вдвое медленнее возможного. Только к исходу пятых суток от обещанного срока красавец-буксир огненно-красного цвета подошел и начал торг. Нам, матросам, было все равно, чем он кончится, однако всех возмутила огромная сумма за услуги. В конце концов она отразится и на экипаже в виде задержки зарплаты и тому подобном. После бесчисленных переговоров и уточнений с береговой конторой капитан сказал «да», и мы поволоклись в сторону Корейского полуострова.
С этого момента наши злоключения почти закончились, если не считать шторма в Японском море, налетевшего невесть откуда. В какой-то момент буксировочный трос, не выдержав рывка, лопнул с тупым звуком. А минуты через три, развернувшегося поперек волны «Тихоокеанца» уже так валяло с борта на борт, что на палубе устоять было почти невозможно. Времени для испуга не было, все матросы побежали на бак, чтобы подать новый трос.
Буксир ювелирно маневрировал в опасной близости, но из-за сильного ветра даже боцман с его недюжинной силой только с десятого раза сумел добросить до спасателя груз «выброски». Так называется тонкая веревка с грузом на конце, при помощи которой подают с корабля на корабль тяжелые канаты.
По-моему, после этой неприятности даже у спокойного и хладнокровного капитана начали сдавать нервы. Во время его вахты по судну распространялся сладковатый запах дыма восточных благовонных палочек, которые наш командир жег в угоду каким-то своим богам, укрощающим ветер и отводящим беду. И, представьте себе, никто из команды ни разу даже не пытался отпустить какую бы то ни было шутку по этому поводу.
ПУСАН
Кораблей в неудобной бухте Пусана – как галушек в добром украинском кулеше. Когда «Тихоокеанец», ожидая проверки, бросил якорь на рейде, мы насчитали что-то около пятидесяти судов, сгрудившихся на небольшой акватории. На доброй половине из них реяли российские флаги.
Не успели еще как следует оглядеться, как к корме уже пытался причалить старый катер. Поначалу подумал, что это санитарный контроль или иммиграционники. Но почему на затрапезной посудине? Оказывается, это контрабандисты, прибывшие скупать подпольную рыбу, икру минтая, краба или цветной металл. Держались они спокойно, даже уверенно.
Интересующего торговцев незаконного товара у нас не оказалось, и контрабандистская моторная фелюга заспешила в сторону другого парохода. Все это, повторяю, происходило в ясный день вблизи берега. Вот вам и капиталистическая законопослушность.
После окончания всех формальностей два буксира «под белы руки» повели наш корабль к одной из площадок, предназначенных для подъема небольших судов на кромку берега. Через несколько часов «Тихоокеанец» уже прочно обосновался в тесном ряду шхун, ceйнepoв и небольших сухогрузов. Настроение у команды было приподнятым. Хоть и не планировали в этот раз зайти в Пусан, да и повод для захода плохой, но что поделаешь. К тому же капитан выдал почти месячное жалованье. Доллары, как говорится, жгли карманы. Поэтому, несмотря на поздний час, мы гурьбой тронулись к центру города.
В те времена у нас еще не было мобильников, нужно было позвонить домой, сказать, что живы-здоровы. Да и отведать корейской кухни в каком-нибудь кафе, просто размять ноги было не плохо.
«ВХОД» и «ВЫХОД»
В Пусане для русского морехода существовал интересный способ вполне законного приработка. Допустим, судно приходило сюда на ремонт на два-три месяца. Матрос, выполнив все свои обязанности на борту, мог наняться на временную работу в многочисленные магазины, кафе и бары. Чаще всего наемную рабсилу используют в качестве грузчиков, подсобников и зазывал. Помню, как на одной из улиц Пусана меня раз сорок под любыми предлогами пытались зазвать в кафе отведать шашлыка с разливным пивом или посмотреть на последнюю партию модных курток. Причем делали это соотечественники зачастую скучно, неталантливо. Например, тощий и какой-то помятый мужичок у кафе уже одним своим видом являл лучший образец антирекламы всего съестного. А его тихие и заунывные призывы позавтракать навевали мысль о прободной язве желудка.
Правда, встречались исключения. Высокий, плотный и румяный сахалинец с колоритным зычным голосом взывал к патриотическим чувствам, предлагая заглянуть на огонек в кафе «Россия». При этом он обращался не к толпе в целом, а лично к каждому проходящему мимо. Разговорившись с самородком-зазывалой, узнал, что хозяин преуспевающей общепитовской точки платил ему в день 50 долларов и дважды кормил до отвала. У других, менее удачливых в этом смысле россиян дневной заработок колебался где-то в пределах 25-35 «зеленых».
Ремонт судна шел полным ходом. Пока что-то там делали с негодным винтом, корпус «Тихоокеанца» был зачищен и выкрашен. Занималась этим бригада корейских рабочих, состоящая в основном из женщин немолодого возраста. Им доставалась самая грязная и тяжелая работа. Кореянки, облаченные в робу, с закрытыми масками и респираторами лицами, целыми днями висели в люльках у бортов судна в сплошном шуме и пыли.
У нас, матросов, тоже наступило горячее время. Команда непрерывно что-то скребла, чистила и красила. А вечером, наскоро умывшись, мы шли в близлежащие харчевни, которых в заводском районе множество. Там мы перепробовали почти все популярные блюда корейской кухни, которые по своей жгучей остроте не идут ни в какое сравнение с тем, что продается у нас, на Кубани, под видом корейских закусок. Там еда, уж простите за подробности, «горит» два раза: на «входе» и на «выходе».
Спустя неделю к «Тихоокеанцу» приладили блестящий пропеллер. Но оказалось, что это не новый винт, а отреставрированный «калека». Уступая просьбам скупых судовладельцев, корейские специалисты умудрились наварить недостающую часть лопасти. Однако откровенно признались, что в море с таким винтом сами бы выйти не рискнули. Иначе говоря, отчаливая в сторону родных берегов, мы опять не имели гарантий, исключающих неприятные сюрпризы. Эта новость не прибавила хорошего настроения. Впрочем, времени для переживаний не было, потому что началась предрейсовая горячка.
ДОМОЙ!
На причал, к которому мы пришвартовались после спуска на воду, то и дело подъезжали машины с попутным грузом. Начальники, пытаясь хоть как-то компенсировать аварийные убытки, старались нагрузить судно как можно полнее. От заказчиков отбоя не было. Помимо промоборудования для рыбного промысла, на борт в огромных количествах грузились мебельные гарнитуры, сейфы, велосипеды, офисные причиндалы, рулоны линолеума. Малейшие пустоты в трюме забивались ящиками с бисквитами, лапшой быстрого приготовления и радиоаппаратурой.
Когда, казалось, на «Тихоокеанце» не осталось ни одного свободного дециметра, к борту подкатил большущий грузовик с неподъемными ящиками. Поднявшийся на судно бизнесмен азиатской внешности что-то долго говорил раздраженному капитану. Судя по отрывкам фраз, наш командир изо всех сил отбивался от невесть откуда свалившегося груза, ссылаясь на критическую остойчивость, отсутствие места в трюмах и тому подобное. В конце концов ящики все равно погрузили прямо на палубу, раскрепив их толстыми веревками. Позже я узнал о причинах «капитуляции» капитана. Груз предназначался фирме, находящейся под небескорыстной опекой одного известного дальневосточного теневого авторитета. С ним, как мне сказали, в те годы предпочитали не ссориться даже официальные власти.
Грузовая марка на борту, обозначающая степень загрузки судна, вплотную приблизилась к водной поверхности, когда перед выходом в море небольшой танкер откачал нам изрядное количество первосортного соляра. В Южной Корее тонна топлива в середине 90-х годов обходилась долларов на 80 дешевле, чем в России с ее гигантскими углеводородными запасам. Не парадокс ли?
Наш «Тихоокеанец», уходя из Пусана, со стороны, наверное, напоминал перегруженную цыганскую кибитку. Вахтенные офицеры старались не слишком круто менять курс, потому что судно, накренившись, подозрительно долго становилось на ровный киль. Бог с ним, лишь бы домой. Ан нет. С берега пришла указующая телеграмма о попутном заходе в Токийский залив для получения какого-то там компактного, но жгуче необходимого тралового оборудования.
После этого капитан вновь начал жечь на ходовом мостике свои благовония. Видимо, его небесные покровители все-таки сжалились над усталым, измотанным вконец человеком. Во всяком случае, за четыре дня перехода до токийского порта Фунабаси море напоминало воду в тазу. Ни ветерка, ни рябинки. Слава Богу, ничего неприятного больше не случалось. На борту воцарилась дремотная атмосфера ожидания. В свободное от вахты время члены команды до одури крутили видеокассету с фильмом «Москва слезам не верит», расписывали партии в преферанс или просто часами трепались, вспоминая веселое и не очень. Рейс только подходил к концу, но люди уже начинали примерять на себя береговые заботы. Среди нас вдруг набралась целая дюжина дачников, спорящих друг с другом до хрипоты о преимуществах и недостатках коровьего навоза. Другие прикидывали, как исхитриться в короткое время подготовить автомобили к техосмотру. В общем, все как у людей, с той лишь разницей, что жизнь моряков в гораздо большей степени зависит от случайностей и совпадений, не всегда приятных. Досадно, конечно, что иные из этих случайностей – вполне рукотворного свойства, возникавших по воле «начальников», подобных тем, что нещадно эксплуатировали «Тихоокеанца». Не раз и не два каждый из тех, с кем тогда свела меня судьба на этом судне, собирался «завязать с морями». Но что-то удерживало их среди волн, зовущих в даль. Что именно? Они и сами не знали.
Автор Александр Мирончук,
корреспондент газеты «Антиспрут», депутат МО Тимашевский район.
P.S. Чтобы не надоесть читателю длиннотами, я не стал описывать здесь многое из того, что приключилось со мной в том рейсе: как вез в Пусане в госпиталь случайного земляка с сердечным приступом, как мы чуть не подрались с профсоюзом корейских докеров, как потерялись с другом с железнодорожном вокзале в Токио, как бродил по самой длинной корейской
