НАВСТРЕЧУ 75-ЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ
Иван Васильевич Береговой родился в теперь уже далеком 1900 году в селе Орловка, не очень далеко от Геническа. Он оказался самым младшим в рабоче-крестьянской дружной зажиточной семье. Лентяев у них не было. Все трудились с раннего утра до позднего вечера. А после семейного ужина пели песни, делились новостями и строили планы на грядущий рабочий день.
Родители Ванюши были православными и приобщали всех деточек к Святой вере в Спасителя. По выходным дням и церковным праздникам всё семейство Береговых посещало Храм Божий.
У малолетнего Ванюши очень рано обнаружился музыкальный слух и удивительные способности играть на различных музыкальных инструментах. Старики-родители диву давались, как быстро он схватывал и подбирал музыку, играя на гармошке или гитаре. Вокалом тоже его Господь не обидел, поэтому и пригласили Ваню петь на клиросе в церковном хоре по выходным и праздникам. В те времена это считалось очень почетным и достойным занятием. Старики-родители гордились последышем и думали определить его в дальнейшем на учебу в Духовную семинарию.
Однако приближался 1917 год. Назревала великая смута, раскулачивание, расказачивание и Гражданская война. Старшие братья были мобилизованы, а Ваня по малолетству остался досматривать стариков-родителей.
Жизнь становилась все страшнее и неопределеннее. Чертополохом покрывались плодородные пашни, вырубались плодоносящие сады, превращались в конюшни Божьи храмы. Религия объявлялась «сладким опиумом для народа…». Священнослужителей отправляли в Сибирь, всё ширилась эра безбожия…
Однако восемнадцатилетний Иван Васильевич успел обвенчаться с шестнадцатилетней Нюрой, с которой в лучшие времена познакомился в церковном хоре. Они дали клятву верности перед Богом, людьми и совестью. И, вопреки всем бедам, лишениям и горестям, не нарушили её до гробовой доски… Да, тут были и любовь, и характер, и честь, и воспитание.
Пятеро детей подарила деду его любимая супруга: троих мальцов и двух девочек. Моя матушка родилась последней: 22 сентября 1930 года. Могучий род Береговых ширился бы и размножался, но приближался 1941 год…
Война катком катила по Европе, и мудрые военкомы стали приглашать на спецкурсы мирное мужское население для освоения актуальных знаний для армии, авиации и флота.
Сорокалетний Иван Васильевич тоже попал на курсы «радистов-телеграфистов». Ему тут очень пригодился музыкальный слух. Он, разумеется, успешно завершил обучение и сдал все на «отлично»!
после штурма Варшавы.
И началась, увы, Вторая мировая… И мирный пахарь, верующий в Бога, получил направление в действующую армию военно-полевым связистом. Вот, уж, воистину: «Кого возлюбят небеса и Боги – тому отсыпят много испытаний…». А ведь ему внушали: «Не убий! И возлюби врагов своих,.. и помолись за них…». О, Небо! Какая может быть любовь, когда повсюду смерть и кровь?
Что творилось в душе отступающих под непрерывными бомбежками и артобстрелами, – ведал только Бог. Дедушка потом вообще не любил вспоминать кровавые подробности войны, тем более, делиться этим горем с детворой. Но, иногда, после получения весточки от однополчан или после случайной встречи с братьями по оружию, он слегка приоткрывал строгую завесу секретности. И тогда было чему удивляться, скорбеть и плакать. Очень жаль, большинство из поколения титанов, которые выстрадали и вынесли на своих плечах все тяготы военного лихолетья и послевоенной разрухи, уже, увы, покинуло державу навсегда, вкушая вечный покой. А записать бы все их воспоминания на диктофон и дать послушать нынешним школярам – вот это и был бы их Урок патриотизма на всю оставшуюся жизнь.
У дедушки было много наград. Он доставал их только в День Победы. Кстати, раньше это был обычный рабочий день. Красным днем календаря 9 мая стал только в эпоху Леонида Ильича Брежнева.
«За оборону Сталинграда».
Дедушка на параде не присутствовал, хотя с боями дошел до Берлина в звании гвардии ефрейтора. Кстати, статус гвардейца (вместе с медалью) он получил за героическую оборону Сталинграда, где практически вся его рота и погибла… А он вернулся в строй после санбата.
Звание ефрейтора ему присвоили за то, что, рискуя жизнью, вынес с поля боя тяжелораненого молоденького офицера-артиллериста. Тащил его по снегу, кряхтел, потел и просил помощи у Господа Бога – донести живым до своих… («Авось, Господи, и моих сыночков кто-то пожалеет и спасет от лютой смерти на войне…»).
Офицер выжил, довоевал и, после Победы, приехал в гости с подарками. Плакал, обнимал деда, целовал его руки, называл ангелом-спасителем и обещал первого сына назвать русским именем Иван. Дед смущался, конфузился и утверждал, что так поступил бы каждый, ибо гвардейцы своих не бросают.
Дедушка не курящий был и не пьющий. Но ради гостя дорогого, стол ломился от напитков и закуски. Бабулю они отпустили в увольнительную, а сами никак не могли наговориться и нарадоваться за шикарным столом.
Я его таким хмельным никогда еще не видел. Они наперебой вспоминали однополчан, переправы, фамилии командиров, курьезные и трагикомичные ситуации и случаи… Смеялись и плакали, грустили о невозвратном. Раскрыв окно настежь, дорогой гость уже курил прямо за столом – с великодушного разрешения хлебосольного хозяина.
Малым деткам, разумеется, вряд ли уместно было присутствовать при серьезных беседах ветеранов. Поэтому (будучи совсем еще «щеглом») прислушивался со двора, присев около окошка, благо погода позволяла…
Захмелевший дедушка достал из футляра любимый баян, и грянул гость: «Артиллеристы! Сталин дал приказ!». Помолчали, выпили, помолчали… И вдруг дедуля говорит: «А это еще что… Был у меня случай: хоть верь, хоть не верь. Если бы «особисты» пронюхали, грозил бы мне трибунал… И место там было дурацкое, сырое, болотистое. Как вы там со своими пушками за сонной Вислой управлялись? Вот-вот… Без телефонии было совсем не комфортно. Ну, а наше дело – обеспечить «устойчивой», а какой ценой, ночь-полночь то – дело пятое.
Словом, в очередной раз спешу устранить порыв. Со мной запасная катушка, трубка, автомат, две гранаты, нож, бинты, консервы. Ночь, туман, глухомань… Иногда только осветительные ракеты пускают то наши, то немцы.
Там линия фронта была – совсем не линия, а как бы хвостом. Сохрани и помилуй, Господи! Хоть бы к немцам в лапы не угодить. А луна из-за туч еле-еле проглядывает. Вдруг слышу странные свистящие и шелестящие звуки. Что-то до боли знакомое в воздухе: то запах конского пота, то навоза. Затвор ППШ передернул, крадусь, всматриваюсь. А звуки все ближе и ближе. Вдруг, сквозь полосы тумана стали проступать крупы коней, бричка и долговязый хлопец, обкашивающий темные пни с молодой травой. А на гражданке я был хлеборобом, у бати было две пары коней… И так захотелось домой, на Родину… Кой чёрт войну эту придумал?!
Стою, любуюсь косарем. И вдруг как пелена с глаз долой: форма на хлопце немецкая! Поднимаю ствол: «Ханды хох!». Он удивился, испугался, отбросил косу, рухнул на колени, тянет руки ко мне, умоляя: «Нихт шиссен! Битте!». Что-то лопочет о своей старенькой маме, которая не переживет его трагической гибели. Утверждает, что он кормилец животных из знаменитого зоопарка Кёнигсберга. Что он никогда не убивал, ненавидит войну, забрали его силой, и он совсем не нацист, а антифашист…
Руки трясутся, в глазах слезы, пегая щетина на подбородке.
И что с ним делать?! Связать и тащить, как «языка»? Какой с него навар? Что он знает и понимает? Убить тут, значит шум поднять. Его работа – кони, моя работа – связь! Ворчу себе под нос, прикидывая так и эдак…
– Все вы антифашисты, а Гитлеру, гады, служите!
Он прямо застонал: «Гитлер – капут, капут». Пацан сопливый, штаны обмочил. Заглянул в его бричку, «шмайсер» и боекомплект к нему – зашвырнул подальше в болотце. Забрать коней себе? Скоро рассвет и буду как на ладони. Да и неудобно с коня порывы искать на телефонии…
– Ладно, свободен! Но больше, гад, не попадайся.
– Ауффидерзеин, рус Иван, данке, шённ! Гитлер – капут!
И разошлись… Может Господь и моих сыночков сохранит. Тем более, война уже к финалу…
«Василий, батя, дай я тебя обниму,..» – дрожащим голосом просил гость. «Ты не просто солдат, ты ангел Божий в форме солдата… Однако если не секрет, где ты успел так понимать немецкий-разговорный?».
«Секрет, – ворчал дед. Подписку давал о неразглашении… Хотя, теперь после Победы, уже, поди, все секреты утратили свою секретность. Да и ты, пушкарь, не станешь об этом трубить на всех перекрестках… Давай сначала помянем друзей-курсантов спецшколы Моздока, ибо, после выпуска они как в воду канули…
Сейчас, понятно, я уже не тот. А до войны, мужчина был что надо… Закусывай молча, не перебивай…
Мне тогда все легко давалось, еще мозги были без контузий. Предметы были интересные, и обучали нас очень грамотные специалисты. Поговаривали, что из нас, якобы, готовят диверсантов. Азбука Морзе развлекала нас с утра до ночи. Правой рукой стучали на «ключе», левой – работали на «пиле» (вдруг одна из рук будет оторвана…). Минирование, шифрование, маскировка, стрельбище, марш броски и, конечно же, углубленное изучение разговорного языка вероятного противника.
Все зачеты и экзамены прошел без проблем. А тут и война «подоспела». Старший политрук записал меня в первую спец- дюжину… И уже получили спецпаек, оружие, парашюты, батареи для рации, динамит… Стоим с вещмешками у ворот, ждем машину с аэродрома. И вдруг появляются трое в штатском: два мужика и главврач. Обошли наш строй, а возле меня тормознулись: «Папаша, а сколько вам лет?». «Сорок», – говорю.
Померили мне пульс, давление, пошептались, покачали головами. И доктор говорит: «А что, моложе разве нет? Вы что, хотите оставить без связи и сорвать задание? Староват он для таких мероприятий. Срочно замену!».
И вместо меня улетел двадцатилетний. А меня – в действующую Армию, военно-полевым связистом. И (Богом хранимый!) дошагал до самого Берлина!».
А сыночков Бог ему не сохранил, к сожалению.
Его старший: Береговой Михаил Иванович – погиб при героической обороне Москвы. Похоронку прислали бабуле. Слез было…
Его младший: Береговой Иван Иванович – добровольцем удрал на фронт, будучи шестнадцатилетним пацаном! Сейчас, в мирное время, взрослые парни не желают, порой, прослужить в Армии один год! А довоенные мальчишки – считали делом чести защищать Родину, стоять насмерть!.
Мама вспоминала часто, какие героические письма-треугольники присылал Иван Иванович Береговой: «Ждем танки! Зададим немцу перцу! Двум смертям не бывать, а одной – не миновать… Если что, не плачьте, мама». К отцу и матушке в роду Береговых было принято обращаться на Вы.
В жестокой битве на Курской Дуге пал смертью храбрых Иван Иванович Береговой. Он был механиком-водителем легендарного «Т-34». Погиб вместе с танком. Упокоен в братской могиле близ селения Меловая Роща. Моя мама возила цветы к Мемориалу и оставляла там сведения для Большой Книги Памяти.
Да, война калечит души, судьбы и тела… Род хлеборобов Береговых, к сожалению, прекратил своё существование, очень жаль. Осталась в Роговской только улица Береговая…
Автор Сергей ЛАВРЕНОВ.
Фото из семейного архива Береговых.
